Программист для Преисподней — глава 7
← Пред. | Оглавление | След. →
Я был доволен, дней мне не хватало, и жизнь моя была полна смысла.
(А. и Б. Стругацкие, «Понедельник начинается в субботу»)
Неделя пролетела быстро. Мое время было заполнено днем работой, а вечером – посиделками на кухне с Мариной и Сергеем. Ближе к ночи появлялась Элла, и мы уходили ко мне. Несмотря на все мои просьбы, Элла никогда не садилась с нами на кухне. Впрочем, Марина не делала секрета из того, что не желает видеть Эллу. Я так и не разобрался в отношениях между двумя женщинами. Насколько я помнил, это Марина подставила Эллу и, пожалуй, той следовало проявлять враждебность. Но именно Марина демонстративно не замечала Эллу, когда та заглядывала на кухню и здоровалась со всеми. Однажды, улучив момент, когда поблизости не было Марины, я спросил Сергея, как мне быть в этой ситуации.
– Главное не дергайся. Бери пример с меня.
– А что ты делаешь?
– Ничего. Делаю вид, что ничего не замечаю.
– Но ведь неудобно как-то, напряг ненужный.
– А ты не напрягайся. Если попытаешься влезть между ними, они вмиг подружатся, и вместе начнут воевать против тебя.
– Наверное, ты прав, – вздохнул я, и с тех пор перестал затрагивать эту тему.
Когда появлялась Элла, я дружески прощался с присутствующими и уходил к себе. Я все больше и больше привязывался к ней. Нам было очень хорошо вместе. Она была ласковой и нежной, угадывала все мои желания. Мысль о том, что Элла действует по чьему-то указанию, я быстро отбросил. По указанию или выполняя служебные обязанности, так себя не ведут. Конечно, от чертей можно ожидать всякого, но в этом случае я был уверен, что она приходит ко мне по собственной воле и, так же как и я, весь день считает минуты до встречи.
Меня огорчало только то, что Элла никогда не оставалась со мной на всю ночь до утра, хотя однажды и проговорилась, что очень хотела бы уснуть на моем плече. У нее не было времени даже на то, чтобы «поговорить после» – на тот великий ритуал, когда и возникает настоящая близость между мужчиной и женщиной. На духовную близость, которая гораздо важнее близости физической. Элла никогда не оставалась со мной достаточно долго, задерживаясь только чтобы выкурить нашу с ней обязательную сигарету – одну на двоих. Потом она целовала меня и исчезала. Исчезала в буквальном смысле, как это умеют делать лишь черти.
Зато днем я отыгрывался на чертях, как только мог. На второй день работы у меня уже была группа чертей, которых я обучал премудростям работы с компьютером. Я быстро уловил основной лозунг, витающий здесь. Это был хорошо знакомый мне принцип отношения вышестоящих на служебной лестнице к нижним чинам, а особенно к лицам, этих чинов не имеющих вовсе. Данный принцип является основой существования любой крупной иерархической системы. Вкратце он формулируется так: «начальству важен не столько результат вашей работы, сколько сам процесс». В армии его формулируют еще проще: «мне не нужна ваша работа, мне нужно, чтоб вы мучились». Руководствуясь этим принципом, я и построил свою «чертову» систему образования.
В обучение ко мне поступили охранники той самой тюрьмы. Кому понадобилось обучать работе с компьютерами полуграмотных чертей, всю жизнь шуровавших серу и уголь в топках под котлами – я задумываться не стал. Руководство сказало «надо», и я принялся выполнять свои обязанности, стараясь получить при этом максимум удовольствия.
Учитывая мое душевное состояние, я был чрезвычайно рад возможности отвести душу и избавиться от накопившихся отрицательных эмоций. Судя по тому, с каким энтузиазмом я взялся за организацию учебного процесса, а особенно – за уснащение его всевозможными мелкими пакостями, – можно судить о том, сколько этих эмоций у меня накопилось. Нисколько не смущаясь, я выплескивал на чертей избыток своих негативных ощущений. Пожалуй, только патологическому гуманисту, который борется за право бройлерных цыплят жить на один день дольше, чем это предписывает технологический процесс, придет в голову корить меня за те маленькие гадости, что я им устраивал.
Ученики мои были народом дисциплинированным, и тщательно выполняли все инструкции, поступающие «снизу». Чинопочитание для них являлось основным и непреложным законом существования. Поскольку я был для них начальством, то все мои распоряжения выполнялись мгновенно. Мне смотрели в рот, меня ели глазом, стараясь предугадать любой мой каприз. Такое отношение со стороны подчиненных не могло не принести свои плоды. У меня развились барские, абсолютно не свойственные мне в обычной жизни, привычки. Я курил прямо в классе во время занятий, а прикурить мне подносил дежурный. На столе у меня всегда должна была стоять чашка горячего чая со свежей булочкой. В лучших армейских традициях, отдавая это распоряжение, я не подумал, как мне все это раздобудут в тюрьме, в которой вообще нет кухни. А ведь приносили!
Сам процесс обучения был чрезвычайно прост. Я сразу же понял, что компьютер нужен моим ученикам так же, как вторая пара рогов. С другой стороны, им было дано указание заниматься, и они были готовы выполнить его самым тщательным образом. Прикинув их интеллектуальные возможности, я установил на компьютерах самые простые программы для печати и обработки текстов, и стал их учить машинописи. Черти оказались очень близорукими, и старались устроиться как можно ближе к экрану. Они наклоняли головы так, что упирались рогами прямо в стекло экранов. «Интересно, – подумал я, когда впервые увидел это, – не отсюда ли пошло наше выражение «упираться рогом»?».
Так или иначе, но зрелище здоровенных чертей-охранников, склонившихся над клавиатурой, и старательно искавших нужную клавишу, наполняло мое сердце гордостью. Эти высунутые от напряжения фиолетовые языки. Эти виляющие под столом хвосты и нервное постукивание копыт. Не всякому удается так командовать. Заметив, что чертям трудно печатать на клавиатуре, я стал задавать им длиннющие диктанты. Я завел специальный журнал, в котором ежедневно ставил оценки. Оценивал работы очень строго: журнал пестрел неудами. Туда же заносил все замечания, на которые не скупился. Я настолько проникся местными традициями, что к концу недели уже орал на дежурного, когда к моему приходу черти выстроились в недостаточно ровную шеренгу, и заставил их повторить эту процедуру раз пять, пока построение меня не устроило.
Распорядок дня был простой: каждое утро мы по очереди входили в телефонную будку и отправлялись на работу, а вечером возвращались в общагу и встречались на кухне. Ужин обычно растягивался на весь вечер, мы засиживались допоздна. Это стало своего рода ритуалом. Если не считать того, где именно это происходит, то ничего странного или особенного в наших посиделках не было. Просто собрались друзья после работы и треплются на кухне. Разве что проскальзывали в разговоре названия незнакомых этому наблюдателю мест или наши специфические рабочие термины. А, впрочем, в какой нормальной компании нет своей собственной терминологии? И кто хоть раз не называл чертями своих сослуживцев или, особенно, начальство?
Тихо на кухне никогда не было. Мы удивительно быстро нашли общий язык, и треп не утихал ни на минуту. Я просил Сергея с Мариной рассказывать, чем они занимаются на работе. Я все еще не мог понять, что происходит вокруг: зачем мы здесь, что мы тут делаем? И кто кого, в конце концов, надул? Именно этот вопрос мне не давал покоя больше всего. Однако я поостерегся задать его напрямую, чтобы вновь не получить от Марины что-нибудь вроде «еврейской ментальности». Поэтому я просто расспрашивал их обо всем подряд, стремясь накопить побольше информации. О работе Марина с Сергеем рассказывали мало, без увлечения. Как я понял, Сергей был кем-то вроде физрука, а Марина составляла телевизионные программы для осужденных.
С этого и начался наш обычный треп в пятницу вечером. Рабочая неделя закончилась, и в преддверии выходных можно было расслабиться и посидеть подольше.
– Ненавижу телевизор! – с чувством произнесла Марина. – Когда начали показывать самый первый бразильский сериал, как сейчас помню и название, и имена всех героев, – мы садились всей семьей и смотрели. Через две серии я стала всерьез задумываться: или я идиотка, или – телевизионщики. Потом поняла, что идиоты, все-таки – те, кто это смотрит, а телевизионщики – просто большие проныры. Эти сволочи рассчитали все точно: сериал был снят как раз на том уровне, на котором судачат про соседей домохозяйки на кухне или две подруги моют кости третьей по телефону. Стало быть, эти сериалы, кроме захватывающего зрелища вечером, дают пищу для разговоров следующим днем. Отказаться от такого счастья ни одна здравомыслящая домохозяйка не сможет.
– А ты, значит, у нас такая интеллектуалка, что никогда не сплетничаешь? – ехидно поинтересовался Сергей.
– Да уж интеллекта у меня побольше, чем у тебя, по крайней мере, – завелась и без того чем-то взвинченная Марина. – Когда я хочу посмотреть нормальное кино, я его смотрю. А разводить сопли над этой мурой – извини, подвинься…
Она взяла сигарету, прикурила.
– На самом деле, телевизор я возненавидела из-за свекрови. У меня куча подружек, которые часами пялятся в этот ящик, но то, что проделывала моя свекровь, я не видела больше нигде. Это был настоящий Телезритель. Именно так, с большой буквы. Она была профессионалом в этом деле. Я бы даже сказала еще больше – она жила ради телевизора. Свекровь работала в министерстве культуры, была председателем одной из многочисленных комиссий. Она так и называла себя – «работник культуры». Ее загрузка на службе была минимальной, все обязанности сводились к председательствованию на отчетных собраниях и выборочному посещению заседаний худсоветов, принимающих новые театральные постановки. Сама она театром не интересовалась, относясь к своей работе как к неизбежному злу. Впрочем, она не тратила на нее много времени. В основном она сидела дома перед телевизором – при ее муже это было несложно.
– А кто у нас муж? Волшебник? – я попытался разрядить обстановку.
– Примерно, – кивнула Марина. – Какая-то партийная шишка, ответственный работник, как это у них называется, номенклатура. Должность он имел очень высокую и, кроме непосредственного начальства, не боялся никого на свете. Жена его, уверенная, что осчастливила весь свет уже одним своим присутствием, жила ни о чем не беспокоясь. Домашним хозяйством она себя не утруждала, поскольку мужу полагалась в доме прислуга. Называлось это обслуживающий персонал, что нисколько не меняло ни их обязанностей, ни их статуса. И свекровь все свои жизненные силы, хиленькие надо признать, посвятила одной единственной вещи: просмотру телевизора. Зато это она делала великолепно. Телевизор стал для нее главным распорядителем жизненного уклада.
День начинался с того, что она доставала телевизионную программу и разворачивала ее на новой странице. Лицо у нее при этом было как у Карлсона, который увидел именинный пирог Малыша. Затем она изучала программу и, сообразуясь с ней, планировала день. Исполнив утренний ритуал, она решала, может ли сегодня выйти на работу или нет. Обычно изучение программы заканчивалось звонком в министерство с указанием перенести назначенную встречу на завтра, или распоряжением провести выездную комиссию без нее. После этого она давала задание прислуге на весь день вперед, чтобы та, не дай бог, не побеспокоила во время очередного сеанса. После этого она тяжело вздыхала и усаживалась перед телевизором с видом человека, только что закончившего труды на благо общества, и имевшего право на скромный заслуженный отдых.
– Ну, здорово, у человека есть цель. Распорядок дня еще никому не мешал. А ее отсутствие на работе, по-моему, только принесло пользу местным театрам. Думаю, что без нее режиссерам было только легче.
– Местные театры меня беспокоят меньше всего. Но ее распорядку был подчинен весь дом. К примеру, даже еду подавали только тогда, когда ничего не было по телевизору. Я не говорю уже о том, что все разговоры в гостиной происходили шепотом, под непрерывное гнусавое бормотание переводчика, или приторно сладкие, придурковатые голоса мелодраматических актеров. Пока было всего три программы, где и смотреть нечего, это было не страшно. Но когда появилось кабельное телевидение и фильмы стали гонять весь день подряд, ее режим достал даже невозмутимого свекра. Кончилось тем, что он поставил второй телевизор в спальне, и мы частенько ужинали без свекрови.
– Ой, как это мне знакомо! – воскликнул я. – Не думай, что ты нашла такого уж уникума. У меня дома остались двое таких.
– А вот и нет! – ответила Марина. – У тебя там наверняка просто нормальные бабы, любительницы сериалов, прилипающие к телику, когда его включат. А моя была профессионалом. Между прочим, все сериалы она смотрела по два раза – утром и вечером.
– А это еще зачем? Она их наизусть учила, что ли?
– Примерно. Она мне объяснила: первый раз она всегда нервничает, очень переживает за героев, поэтому полного удовольствия не получает. А второй раз смотрит уже спокойно: ведь ничего неожиданного теперь не произойдет, – и она может насладиться сюжетом и игрой актеров.
– Ага, сюжет и актерская игра. Где это, интересно, в сериалах встречаются подобные вещи? – спросил я.
– Вот и я о том же. Тогда-то я окончательно прониклась ненавистью к телевизору, к постоянным зрителям и к своей свекрови. Благодаря этой ненависти я и оказалась здесь. Я столько раз придумывала, как ее можно будет наказать ненавистным теликом, что не удивилась, когда однажды ко мне явился Евлампий и предложил эту работу.
– Что, вот так просто пришел и сказал «а не хотите ли, милочка, поработать у нас в Аду»?
– Ты знаешь, примерно так и было.
– Интересно. Я, например, фактически сам его позвал.
– Это только внешнее. Они наверняка давно за тобой следили. И за всеми нами тоже. Они отбирают людей еще с рождения, а потом наблюдают.
– А иногда и устраивают события, чтобы подтолкнуть нас к принятию решения, – добавил Сергей. – В течение всей жизни они ставят нас в определенные ситуации, как бы прогоняя через тесты. Что это за тесты, что они ищут, я не знаю, но система работает именно так. А уже потом, когда убеждаются, что ты им подходишь, они незаметно подталкивают тебя к решению.
– Ты хочешь сказать, что они специально устроили увольнение в моей фирме лишь для того, чтобы я в сердцах выкрикнул ключевую фразу «к черту, к дьяволу»? Из-за меня одного уволили несколько десятков служащих?
– Вполне возможно. У них другие критерии. Кроме того, наверное, такое увольнение им помогло еще в чем-то. Они обожают делать пакости. Но во многих случаях им и не нужно ничего предпринимать. Люди сами с успехом доводят друг друга и до более серьезных поступков, чем простое упоминание черта. Иногда возникают ситуации, которые специально подготовить очень трудно.
– Дай я объясню, – продолжала Марина. – По-моему, зло, которое люди творят сами, значительно превышает все то зло, которое адские силы могут привнести снаружи. Так что, по большому счету, чертям остается только наблюдать, и в нужный момент явиться к нужному человеку. И все. А это увольнение ваш хозяин прекрасно придумал самостоятельно, и никакой черт ему не был нужен. Евлампий не стал бы ради тебя одного так возиться. Он прекрасно знал, что ты и так – его.
Теперь паузу взял я.
– Подожди, дай сообразить. Ты говоришь – зло. Но какое зло было в твоей свекрови? На самом деле, она совершенно безобидный человек. Ну, со своей слабостью, ну, сидит, уткнувшись в экран, так ведь полстраны сидят в этой позе! Я, в конце концов, тоже полжизни провел перед экраном, то на работе, то дома.
– Ты что-то делал, ты работал, а она впустую пялится на движущиеся картинки! Именно, как ты выразился, нашла удобную позу и балдеет.
– Ну и что, ты ей не судья, дорогая моя!
– Я тебе не дорогая, и не твоя!
– Все, брэк, брэк! – вмешался Сергей. – Без моей команды здесь никто больше ничего не говорит.
– Договорились, – поддержал я его. – Лучше помолчим. А ты расскажи нам, как сюда попал, я же толком о тебе ничего и не знаю…
← Пред. | Оглавление | След. →