Театр гномов — глава 1
Евгений Якубович, Сергей Удалин
(главы из незаконченного романа)
Во дворце
Совершив побег из тюрьмы Авилонского Королевства, куда их заключили по ложному обвинению в похищении принцессы, Коля с друзьями обосновались в роскошном дворце в пограничных землях. Дворец раньше принадлежал давнему врагу джинна Махмуддина. Джинн украл этот дворец и перенес его сюда, истратив на это полугодовой объем добычи вигрина из своей скважины.(ПРИМЕЧАНИЕ. Вигрин – вещество содержащее в себе первородную энергию. Упоминается в книге «Кодекс Джиннов». Подробнее о вигрине читайте ниже в главе История Мира).
Однако игра стоила свеч. Теперь у друзей было не просто место, где они могли отсидеться в безопасности. Этот замок было решено использовать как базу для организации военной операции по освобождению принцессы и всех остальных девушек, похищенных бандой неизвестных гномов из Королевтва Авилон.
Однако для этого первым делом следовало выяснить – кто именно, и с какой целью организовал эти похищения.
Ужин закончился. Все по-прежнему сидели за столом, расходиться не хотелось. Отхлебывая вино, вполголоса вели неторопливую беседу.
Черч начал выстукивать по столу несложный ритм. Затем негромко запел в такт. Это была классическая воинская баллада о каком-то длинном походе, во время которого воины завоевывали города, освобождали принцесс, побеждали великанов, и погибали сами. В общем, делали все, что положено делать героям подобных баллад.
Cидевший рядом граф Энимор принялся подпевать. Его сильный красивый голос придал песне совсем другую окраску. Она стала лиричнее и, честно говоря, значительно приятнее для слуха.
Коля с удовольствием слушал, однако баллада оказалась утомительно длинной. Он быстро устал следить за неторопливо разворачивающимся действием, и украдкой принялся разглядывать своих друзей.
Оруженосец графа Брик потихоньку шевелил губами: ему очень хотелось запеть хорошо знакомую песню, но в присутствии хозяина он не решался, и лишь тихонечко подпевал. Лаванда слушала внимательно. В ее огромных синих глазах, в зависимости от разворачивающегося сюжета, то загоралась радость побед, то показывались самые настоящие слезы.
Махмуддин еще в самом начале исполнения сделал знак ифриту, и тот принес кальян. Теперь джинн сидел невозмутимый, как индейский вождь, окутанный облаками зловонного дыма. «Кондиционер, нужно срочно попросить Эйнли смастерить кондиционер!» – подумал Коля, и по ассоциации, перевел взгляд на гнома.
Эйнли откровенно скучал. Он переставлял стоявшие перед ним тарелки, сгибал и разгибал в пальцах толстую серебреную вилку, пока окончательно не сломал ее. Тогда гном прикрыл обломки перевернутой тарелкой, положил руки перед собой и неподвижно замер. На его лице читалось непреклонная решимость терпеть до конца.
Баллада приближалась к концу. Началась самая патетическая сцена. Граф Энимор, видимо подчиняясь традициям исполнения, запел в полный голос. Обрадованный Черч тоже взревел в полную силу своих легких. Обаяние баллады тут же рассеялось. Баллада была закончена в ритме военного марша. Причем тут уже солировал Черчь, а граф с иронической улыбкой лишь наблюдал за ним.
Все зааплодировали. Больше всех старался Эйнли. Когда овации стихли, Коля повернулся к Эйнли и тихо спросил у него:
– Вы не любите музыку?
– Музыку? – перепросил гном. – А, ты про эту песню?
– Да. Вы простите, но я заметил, что вы здорово скучали во время исполнения. Значит либо вы слишком часто слышали эту балладу, либо не любите музыку вообще.
Гном разгладил бороду, собираясь с мыслями.
– И то и другое. В песнях вообще слишком мало информации. Но если людям нравится подолгу пересказывать пустые тексты, то я не собираюсь перечить национальным традициям.
– Вообще-то это называется пением. Кроме текста в песнях есть еще и музыка.
– А, эта ваша музыка. Вот она донимает меня по-настоящему. Понимаешь, Коля, – подвыпившего гнома потянуло на откровенность, – самое большое наказание для меня это придворные балы. По должности я обязан на них присутствовать. Сначала, пока все собираются и просто беседуют, все идет прекрасно. Но потом! Гном схватил Колю за комбинезон, притянул ближе к себе и жарко зашептал тому в ухо:
– На специальном постаменте в углу собирается группа людей со странными инструментами, и начинают извлекать из них дикие звуки. Совершенно непотребные звуки, Коля, клянусь каской моего дедушки. Ну ладно, барабан. Это я понимаю. Под него и маршировать, и в атаку, и махать кайлом в забое. В общем, полезная вещь. Но остальные! Ты себе не представляешь, какой страшный шум они производят. Не выпуская Колю, он взял свой кубок и отпил солидный глоток.
– А потом начинается вовсе беспредел. Подумать только! И сами придворные, и их гости, все как один приличные люди, сплошь дворяне. А что вытворяют! Представь, они выходят на середину зала, разбиваются на пары, и под этот шум производят какие-то нелепые телодвижения.
Гном оттолкнул Колю и откинулся на спинку своего кресла.
– Они могут так кривляться часами. Но самое ужасное в том, что им это нравится. Настурция, с присущей ей непринужденностью, каждый раз пытается вытащить меня в зал, чтобы я тоже так кривлялся. Ну ладно принцесса, она еще ребенок. Но ведь и сам король! Одно время даже грозил: уволю, голову отрублю, если танцевать не станешь!
Чтобы успокоиться, Эйнли отпил еще вина. Кубок опустел, и он сделал знак ифриту. Тот подбежал и долил вина.
Коля воспользовался паузой и попытался просветить гнома:
– Эйнли, дорогой мой, все не так страшно. Люди на помосте называются оркестр, а звуки, которые они издают, вовсе не шум, а музыка. И поверьте, для человеческого уха это звучит очень приятно. Люди с удовольствием под нее танцуют.
– Музыка! Танцы! Словно плохие ученые, вы дали необъяснимым явлениям названия, и решили, что это все объясняет. Все это мне говорили уже тысячу раз.
Дискуссию прервал Черч. Барон хлопнул Колю по плечу.
– Брось. Знаешь присказку «когда гном запоет»?
– Нет. А когда?
Черч расхохотался.
– Да никогда! Дескать! В этом вся суть!
Эйнли пробормотал что-то про мужланов военных, но в дискуссию не вступил. Он отломил ножку у лежавшего перед ним на блюде жареного фазана, и с невозмутимым видом принялся ее обгладывать.
Черч оглядел Колю:
– Господин пилот второго ранга! А что поют у тебя на флоте? Ну-ка, спой нам, что-нибудь. Теперь твоя очередь.
– Ой, нет, барон, куда мне после вас!
Черч самодовольно усмехнулся:
– Ладно, ладно, не скромничай. Здесь все свои. Давай.
Коля задумался. Он знал всего три песни: марш космофлота, украинскую народную «ты ж мене пидманула» и трэп «Свидание». (ПРИМЕЧАНИЕ. Трэп – стиль исполнения молодежных песен. Название происходит от смешения двух слов: рэп и трёп).
Для исполнения марша космонавтов требовался оркестр из ста двадцати духовых инструментов, и четырехсот курсантских глоток. Трэп «Свидание» также отпадал, его следовало исполнять в дуэте с девушкой.
Оставалась украинская народная, которую Коля выучил для выступления в художественной самодеятельности. В училище была комплексная проверка, и в частности, следовало показать концерт самодеятельности. Желающих не нашлось, и в прорыв бросили проштрафившихся курсантов. Курсант Ночкин стоял в списке первым.
Кому и какими усилиями удалось научить абсолютно неприспособленного для пения Колю исполнить простенькую песенку, история умалчивает. Но учили его, как было принято в летном училище, на совесть. Учили так, чтобы навыки закрепились на уровне автоматизма.
Результат был налицо. Певцом Коля не стал, однако умение петь одну единственную конкретную «Ты ж мене пидманула» осталось с ним на всю жизнь.
Итак, репертуар выбран. Но возникло второе препятствие. Коле нужен был аккомпанемент. Не то, чтобы он был таким требовательным меломаном. Это сказывались последствия системы обучения. Его научили петь под музыкальное сопровождение. И теперь он мог петь только так, и баста.
Коля нерешительно спросил:
– А кто-нибудь сможет мне подыграть? Я не могу без аккомпанемента.
Не разбиравшиеся в истинных причинах просьбы, гости с уважением посмотрели на Колю. Вскоре выяснилось, что никто из присутствующих на музыкальных инструментах играть не умеет. Тут бы Коле и отступить с важным видом, быстренько перевести беседу в другое русло и избежать необходимости публичного выступления.
Но на него пристально смотрели глаза Лаванды. А перед таким взглядом отказаться невозможно.
Коля посмотрел на джинна:
– Махмуддинн, придумайте что-нибудь.
Джинн кивнул, ненадолго задумался, затем поднял руку ладонью вверх и на ней материализовался игрушечный домик. Коля тут же узнал копию знаменитого московского Большого Театра, с его колоннами и вздыбившимися конями.
– Держи!
Мамуджинн вручил театр удивленному космонавту. Тот взял домик в руки и стал разглядывать.
– А что с ним делать?
– Постучи в дверь.
Коля осторожно постучал ногтем в крошечную дверь. Она тотчас распахнулась, и оттуда вышел дирижер во фрачной паре, лакированных туфлях, белой манишке и бабочке.
– Что вам сыграть? – спросил он.
Ночкин помедлил, собираясь с духом. Наконец, почему-то шепотом, попросил:
– Не могли бы вы сыграть «Ты ж мене пидманула»?
Дирижер окинул Колю презрительным взглядом и, не проронив ни слова, ушел обратно, с силой захлопнув за собой дверь.
– Махмуддинн, что за шутки?
– Прости, о нота Ля моей души. Ты ведь не уточнил, что именно ты собрался петь, – Джинн спрятал улыбку. – Сейчас все исправим.
Миниатюрная копия Большого Театра растаяла. Вместо нее на Колиной ладони появилось помпезное здание, мало похожее на театр. Здание было щедро украшено лепными изображениями снопов пшеницы, гроздьями винограда, гипсовыми яблоками, грушами и прочей сельскохозяйственной продукцией, а также, почему-то, серпами и молотами.
Не дожидаясь стука, дверь отворилась. На порог вышел полный розовощекий мужчина в белой косоворотке, подпоясанной красным кушаком, и синих галифе, заправленных в яловые сапоги.
– Что вам сыграть?
Коля повторил просьбу.
– Зробим! – ответил мужчина и вернулся в домик.
Некоторое время оттуда слышались звуки настраивающего инструменты оркестра. Затем хорошо поставленный баритон профессионального конферансье торжественно объявил:
– Украинская народная песня «Ты ж мене пидманула»! Исполняет пилот второго класса Коля Ночкин!
Оркестр народных инструментов грянул вступление. Коля, как по команде вдруг встал, огляделся в поисках рояля, не нашел такового и оперся рукой о край стола. Вторую руку он элегантно опустил вниз и слегка отвел за спину.
Тщательно выводя мелодию и трудолюбиво интонируя, Коля пропел первый куплет вполне приличным классическим тенором. После припева, Коля залихватски свистнул в два пальца. Как бы дожидаясь этого сигнала, оркестр в музыкальной шкатулке грянул изо всех сил. Коля перешел на форте. Он отошел от воображаемого рояля и пошел по кругу, то разводя руки в стороны, то упираясь ими в бока. Темп и громкость исполнения все время нарастали. К концу третьего куплета оркестр уже играл фортиссимо. Во время проигрыша Коля гикнул и пошел вприсядку. Оркестр выбивался из сил, стараясь не отстать.
Наконец все закончилось. Запыхавшийся Коля вернулся к столу, снова оперся о край, и сдержанно поклонился. После этого он превратился в самого себя. У него был растерянный вид, словно он не совсем отдавал себе отчет в том, что вытворял последние несколько минут. Он неуверенно оглядывался по сторонам, ожидая реакции зрителей.
Реакция не заставила себя ждать. Брик и Лаванда бешено хлопали. Они смотрели на Колю с откровенным восхищением, приоткрыв рты. Черч колотил кулаком по столу, приговаривая «ну ты, братан, даешь!». Граф, как наиболее воспитанный из всех, несколько раз сдержанно соединил ладони.
Махмуддинн сиял, будто не Коля, а он сам только что с триумфом исполнил музыкальный номер. Так смотрят родители на маленького сына, который стоя на стуле, ни разу не сбившись, рассказал стихотворение.
Но самой удивительной оказалась реакция Эйнли. Седобородый гном плакал. Он громко рыдал, всхлипывая и вытирая краем скатерти насморочный нос. Его плечи тряслись, он никак не мог остановиться. Все оторопели. Бывалый Черч схватил первый попавшийся кубок и наполнил его вином. Обойдя стол, он подошел к рыдающему гному и обнял его за плечи.
– Ну, будет вам старина, выпейте и все пройдет.
Он почти насильно влил вино в рот гному. Тот поперхнулся, торопливо проглотил и хрипло сказал:
– Еще!
После третьего кубка гном стал потихоньку приходить в себя. Он еще долго сидел, шмыгая носом, пока Брик обмахивал его полотенцем, а Лаванда носовым платочком вытирала ему лицо.
А несчастный гном все приговаривал:
– Какой ужас, он пришел, а ее не было! Бедняга, что же он потом делал? Ай-яй-яй! Какое бесчувствие. Разве можно так поступать с молодыми парнями. Разврат, чистой воды разврат!
Все это время граф Энимор сидел на своем конце стола совершенно неподвижно. Отрешенно наблюдая за горюющим гномом, граф о чем-то глубоко задумался. Затем его лицо просветлело.
– Эйнли, перестаньте оплакивать горькую судьбу молодого человека из песни! – резко сказал он. – Раз это вас так беспокоит, то даю слово дворянина, что он, в конце концов, женился. Если не на той мерзавке, то на какой-нибудь другой. И покончим с этим. У меня к вам серьезный разговор.
Властный голос графа произвел обычное действие. Утешаюших вмиг сдуло, как ветром. Эйнли последний раз шмыгнул носом и громко высморкался. Он поднял ко рту кубок и медленно выпил. Когда он поставил его обратно на стол, все увидели, что вместо безутешно рыдающего старика за столом сидит грозный и могущественный придворный маг.
– Слушаю вас, господин граф, – ровным голосом произнес он. – Или вы предпочитаете разговор наедине?
– В этом нет необходимости. Скрывать нам, в общем, нечего. А мешать посторонними разговорами, думаю, нам не станут.
В последней фразе необходимости не было. Присутствующие тут же узнали эти интонации. Когда граф начинал так говорить, окружающим рекомендовалось на время замереть на месте и притвориться элементом окружающего пейзажа. Также им настоятельно рекомендовалось забыть о том, что в их организмах имеется штука под названием голосовые связки.
– Скажите, Эйнли, – негромко начал Энимор. – У гномов есть театры?
– О, да, разумеется. Во всех городах обязательно есть городские театры. Каждый завод и каждый рудник имеет свой собственный театр. А на особо крупных предприятиях есть даже отдельные театры для цехов и шахт.
Все переглянулись. Гномы не производили впечатление завзятых театралов. Таких, что им не хватает одного театра на весь завод. Но никто не проронил ни слова.
Граф, тоже не ожидал такого ответа.
– Интересно, – пробормотал он. – Очень интересно. И что же там представляют? В театрах постоянные труппы или приглашают гастролеров?
Теперь настала очередь изумиться Энимору:
– Простите, граф, какие трупы?
Граф, едва заметно ухмыльнулся. Обычно конкретность гномов уже через пятнадцать минут разговора выводила из себя самого спокойного человека. Но случались и веселые казусы.
– Не трупы, дорогой мой, а труппы. Театральная труппа. То есть, команда актеров, которые вместе играют в спектакле.
Эйнли просветлел:
– А, так вы имеете в виду лицедеев? На манер тех, которые выступают при дворе и показывают представления?
– Именно это я и имел ввиду, – подтвердил Энимор.
– Ну что, вы, батенька, какие у нас могут быть представления. Гномы народ солидный.
Энимор не сдавался:
– Но вы же сами сказали, что у вас там полно театров. Для чего же они?
– Экий вы, право, дотошный. Гномий театр – дело серьезное, можно сказать интимное.
Черч с Бриком переглянулись, заулыбались и хотели что-то спросить, но тут же осеклись под строгим взглядом графа.
– Эйнли, друг мой, – голосом, не предвещающим ничего хорошего, обратился к нему Энимор. – Объясните нам, что происходит в гномьих театрах. И почему мы никогда не слышали о них. Если это, конечно, не государственная тайна.
– Не то, чтобы тайна. Но – вековая традиция. Театры непосредственно связаны с производством. А все, что касается добычи полезных ископаемых и их последующей обработки, принято хранить в секрете. Эйнли сделал паузу, чтобы собраться с мыслями.
– Впрочем, думаю, я могу вам рассказать. Гномий театр представляет собой большой зал с несколькими рядами скамей. Перед ними установлена трибуна, за трибуной доска и мел. Иногда на доске вывешивают графики. Бригады собираются в театре перед началом рабочей смены и получают производственное задание. В конце смены все собираются там же и узнают результаты своей работы. Кроме того, в конце каждого месяца и в начале года в театре состоится отчетный доклад Главного Инженера, на который собирают всех работников и служащих. А раз в пять лет, в главном театре столицы состоится отчетный доклад Генерального Инженера. Это самое главное событие в общественной жизни. В остальное время в театрах выступают лекторы с рассказами о новых технологиях и проблемах их внедрения. – Эйнли задумался, вспоминая и добавил: – Да, еще по пятницам там проводят политинформации.
– Господи, и у вас тоже! – вырвалось у Коли.
– У них, батенька, у них, – поправил пилота гном. – Вы человек при дворе новый и, видимо, не знаете, что моего отца изгнали, когда я был совсем ребенком. Мне не было и ста лет, когда я покинул Горную Страну. Практически я вырос при дворе, и мне пожалуй ближе обычаи людей, чем страны, так жестоко меня изгнавшей.
– Однако вы так и не полюбили музыку! – ехидно продолжил космонавт, не любивший так просто сдаваться.
– Это гены, батенька. Тут ничего не попишешь: раз от рождения не получил, потом не научишься.
– Да, – задумчиво согласился Коля. – Против расклада не попрешь.
Затем спохватился и обернулся к Энимору.
– Простите граф.
Энимор бросил на Колю короткий взгляд. На языке придворных жестов, который пилот уже начал осваивать, это означало: «в следующий раз, когда вы вклинитесь в мой разговор, я сотру вас в порошок». Причем именно так, с обращением на «вы».
Граф снова повернулся к Эйнли:
– Благодарю вас Эйнли, здесь видимо вкралась ошибка переводчиков. В человеческом языке театр означает место, где показывают представления. Вы сами неоднократно наблюдали их при дворе.
Эйнли понимающе кивнул.
– Так вот, – продолжал граф. – Постарайтесь припомнить, нет ли чего похожего у гномов? Может быть к вам приезжали люди с подобными представлениями?
Эйнли радостно закивал:
– Теперь я вам понял, граф. Да, я помню, к нам частенько приезжали балаганы с артистами людьми. Не то, чтобы их представления пользовались большим успехом. Но зрители собирались, а иногда даже досматривали до самого конца. Конечно, в театры их не пускают. Все происходит на улице. Прямо на площади сколачивают помост, и на нем люди разыгрывают свое представление.
Граф одобрительно кивнул. Наконец, он хоть чего-то добился от упрямца.
– А, скажите, друг мой, какого плана представления пользуются наибольшим успехом? Ну там, любовные трагедии или наоборот водевили с песнями и танцами?
– Отнюдь. Еще до моего рождения ваши актеры быстро обнаружили, что гномы индифферентны к любовным перипетиям людей, поскольку своих никогда не имели. Гномы – раса древняя и мудрая. Отношениям полов у гномов отводится ровно столько места и времени, сколько они заслуживают, то есть очень мало. Гномы не тратят время на ухаживание, и тем более не понимают интриг и обманов. При первом же предложении гномиха либо соглашается, либо вежливо объясняет, почему она этого не может. Никаких обманов, никаких недомолвок. Человеческие пьесы на эту тему гномам просто непонятны, а порой вызывают и серьезное раздражение. Ну а отношение гномов к музыке вы все хорошо знаете.
– Однако, вы сами сказали, что представления проводятся, и довольно часто.
– Я пытаюсь вам рассказать, а вы меня перебиваете. – Надменность графа достала даже невозмутимого гнома. – Итак, несколько веков назад ваши артисты придумали совершенно новый вид пьес, специально для гномов. Их назвали «производственные романы». Главный герой в этих пьесах обычно молодой рабочий или шахтер, который изобрел способ радикально увеличить производительность труда на своем участке. Ему противостоит злой бюрократ, который ради собственного спокойствия препятствует внедрению новшества в производство. – Эйнли тяжело вздохнул. Было видно, что ему трудно говорить о таком. – Да, да, у нас встречаются подобные типы. Очень редко, уверяю вас. Но все же. Вот такие представления находят понимание и поддержку и зрителей. Разумеется, если в конце новый метод внедряют в производство, а мерзавца бюрократа наказывают.
– Понятно, понятно. – кивнул Энимор. – Но это не совсем то, о чем я думал. Скажите, Эйнли, если бы на площади в вашем городе наши артисты исполнили ту песню, которая вас недавно так взволновала. Как бы к ним отнеслись, не побили бы?
Эйнли задумался. По его лицу пробежала легкая судорога, будто он снова готовился впасть в истерику. Однако гном быстро взял себя в руки.
– История, конечно, душераздирающая, скажем прямо. Возможно, я уже не настоящий гном, и нахватался дурных манер при дворе Его Величества, прошу понять меня правильно! К тому же я давно не был дома. Однако, я почти уверен, эта песня будет иметь успех у зрителей.
Граф громко ударил кулаком по столу:
– Ну, наконец, я выжал из вас это признание. Теперь все очень просто господа. У меня есть план и я немедленно ознакомлю вас с ним.
Присутствующие наконец позволили себе громко выдохнуть и перестать притворяться мебелью. Все разом загомонили, принялись расспрашивать графа.
– Не все сразу, не все сразу. Рассаживайтесь поудобнее и проведем совет. – Граф, не размениваясь на мелочи, обратился ко всем сразу. – Итак, мы знаем, что девушек, включая и принцессу, украли гномы. Мы уже обсудили это на вчерашнем совете, и возвращаться к этой теме считаю излишним.
Все шумно выразили согласие.
– Также мы пришли к решению, что кому-то из нас следует отправиться в Горную Страну на разведку, чтобы попытаться найти их следы.
И против этого никто не возражал.
– Однако, оставался открытым вопрос как и кого послать в качестве разведчиков. И вот сейчас я нашел решение.
Граф сделал паузу, призывая к вниманию.
– Вот что мы сделаем. Мы создадим театральную труппу во главе с Колей и отправим их на гастроли. Они смогут беспрепятственно и, главное, не вызывая подозрений объехать всю страну. По пути они будут останавливаться во всех подозрительных местах, давать концерты и, заодно, разведывать ситуацию. На мой взгляд это идеальное прикрытие для разведчиков.
Он оглядел всех серьезным взглядом.
– А теперь я готов выслушать ваше мнение. Прежде всего, господин виконт. Коля, у вас в репертуаре найдутся еще подобные песни?
Все с надеждой уставились на космонавта. Коля побледнел:
– Видите ли, граф, боюсь, мой репертуар недостаточен для публичных выступлений. Кроме уже известной вам песни, я знаю еще только одну. Да и то, ее следует исполнять в дуэте с девушкой. – Коля немного помялся, потом с обескураживающей откровенностью добавил: – к тому же я стесняюсь.
Возникла неловкая пауза. Затем Черчь хлопнул Колю по плечу:
– Не переживай, братишка. Старина Черч всегда готов помочь. Я этих баллад знаю немерено. Могу всю ночь напролет горланить и нисколько не устану. А уж выступать перед публикой мне не в новинку.
Коля благодарно поднял глаза на друга. «Неужели пронесло?», – подумал он.
Но Энимор отрицательно покачал головой. Вы не подходите, Черч.
– Это почему же? Вам не понравилось мое исполнение?
Неождиданно графа поддержал Эйнли.
– Простите великодушно, Черч, но граф Энимор прав. За свою жизнь при дворе я слышал сотни этих баллад, но ни одна не затронула меня так, как одна единственная песня в исполнении нашего дорого виконта. – Эйнли кивнул в сторону Коли. – Я думаю, что даже одной этой песни будет вполне достаточно, для выступления. А если публика потребует еще, то у нас есть госпожа Лаванда. Если Коля обучит ее исполнению своей второй песни, то этого будет вполне достаточно. Гномы, знаете ли, не любят перегружать себя эмоциями. И на развлечения много времени не выделяют.
Эйнли повернулся к девушке:
– Лавандочка, вы же не откажетесь нам помочь? Ведь это делается ради спасения принцессы.
Лаванда, которую впервые в жизни назвали «госпожой», смутилась, но была явно польщена. Она даже загорелась открывшейся перспективой – какая девушка не представляла себя на сцене в окружении аплодирующих поклонников! Но тут жестокая правда жизни встала перед ней во всей неприглядной реальности.
– Но, господа, – еле слышно пробормотала покраснев девушка. – Вы ведь знаете, у меня нет музыкального слуха, я не могу петь.
Все засмущались. И в самом деле, Эйнли мог бы быть потактичнее. Хотя он все равно не знал этого слова. Повисла тягостное молчание. Черч пробормотал привычное «дескать», а Энимор в раздражении постукивал кулаком по столу. С каждым разом его удары становились все сильнее, пока от них не стала дрожать и звенеть посуда. Тогда он прекратил и пристально посмотрел на Колю. Космонавт решился.
– Уважаемая Лаванда, – начал он, но, покраснев, замолчал.
Помявшись некоторое время под пронизывающими взглядами окружающих, он продолжил:
– Скажите, это единственная причина, по которой вы отказываетесь? В принципе, вы бы согласились выступать вместе со мной?
Лаванда, уже не просто красная, а пунцовая от смущения молча кивнула.
Коля еще немного помолчал, набираясь мужества, и произнес сдавленным голосом:
– Тогда все в порядке. Для исполнения этой песни музыкальный слух не требуется.
– Как же так? – удивился Черч. – Я в общем-то не получил музыкального образования, как, скажем, господин граф, но и я знаю, что в песне обязательно должна быть мелодия.
Все остальные, включая и саму Лаванду, высказались в том же ключе.
Коля все это время сидел молча, свыкаясь с мыслью, что ему придется отправиться в логово к врагу под видом бродячего певца. Перспектива, что в этом предприятии его будет сопровождать Лаванда придала ему мужества.
– И все-таки это так, господа. Это чисто земное изобретение. Ни на одной другой планете действительно не существует такого жанра. А вот на Земле подобное исполнение пользуется популярностью. Если госпожа Лаванда согласится прорепетировать со мной, то вы сами во всем убедитесь. Я уверен, она справится.
– Ну вот и замечательно, – резюмировал Энимор. – Значит поедут Коля и Лаванда. А сопровождающим отправим Эйнли. Он знает страну и ее обычаи. Он будет организовывать выступления наших артистов и, при необходимости, вести переговоры с официальными лицами. Кроме того, он сможет беспрепятственно действовать и как разведчик: уж гнома никто не заподозрит в шпионаже. Вы ведь не откажете нам, Эйнли?
– Увы, граф! – возразил Эйнли. – Я бы очень хотел вам всем помочь. Поверьте, мне глубоко не безразлична судьба нашей милой принцессы. Но ваша просьба граф, к сожалению, невыполнима. Воцарилась неприятная тишина. Гном поспешил продолжить.
– Господа, вспомните, как я оказался в Королевстве. Моего отца изгнали за ересь без права на возвращения. Приговор был настолько суров, что запретил вернуться и всем его детям до седьмого колена. Поэтому я ни под каким видом не смогу появится в Горной Стране.
Все разочарованно замолчали. Решение предложил любитель детективов Ночкин.
– Эйнли, но ведь вы можете поехать под чужим именем. Вас там не было столько лет. Вы уехали совсем мальчишкой, а теперь вы взрослый солидный гном. Махмуддинн соорудит или купит вам новые документы на другое имя – и вперед!
– В самом деле, Махмуддинн, неужели вы, с вашими умениями и связями не сможете раздобыть для Эйнли новый паспорт? – спросил Энимор. В его голосе снова появилась надежда.
Все закивали головами. Однако ни Эйнли, ни Махмуддинн особого энтузиазма не проявили.
– Вы не понимаете, граф, – сказал Эйнли. – Я не могу появиться в Горной Стране даже с десятком поддельных паспортов. Ведь у меня на лбу написано настоящее имя.
– Что? – хором переспросили все люди. И только Махмуддинн молча кивал головой.
– Махмуддинн, ну хоть вы объясните. Я чувствую, они мне не верят! – взмолился гном.
Все посмотрели на джинна.
– Эйнли прав. При рождении на лбу гнома пишут его имя. Это специальный состав, который остается на всю жизнь. Надпись нельзя ни удалить, ни изменить. – Махмуддинн усмехнулся. – Всем известно, что гномы прагматики. Но тут я с ними согласен. Это и в самом деле очень удобно. Даже представляться нет необходимости. Встретил незнакомца, взглянул ему в лицо, и уже знаешь кто таков. Очень удобно. И, конечно, отпадает возможность подделки документов и мошенничества, поскольку выдать себя за другого нет никакой возможности.
– Да ладно вам заливать, дружище! – перебил его Черчь. – Где эта надпись? Кто-нибудь ее видит? Я, например, ни разу не видел.
– А вы и не увидите. Человеческий глаз не приспособлен видеть в этом диапозоне. Но это не значит, что надпись не видят все остальные. Не забывайте, Черч, люди – обиженный природой народ. Так что, поверьте лучше нам, представителям старых и могущественных рас.
– Ладно, ладно, не кичитесь своим происхождением! Лично вашей заслуги в этом нет. И вообще, по-моему, вы просто морочите нам голову.
– Не горячитесь, батенька. Никто же вас не винит. Надпись действительно существует и хорошо видна гномам, – подтвердил Эйнли.
– Ну и пусть, – не унимался Черч. – Будете все время ходить в каске, у гномов это не вызовет ни малейшего подозрения.
– Но на границе меня обязательно попросят ее снять.
– А вы забинтуйте голову и скажите, что у вас там страшная рана, которую ни в коем случае нельзя открывать. – не сдавался Черч.
Эйнли глубоко вздохнул и покраснел. Махмуддинн внезапно расхохотался:
– Ничего не выйдет, – сквозь смех выдавил он. – Надпись продублирована в другом месте.
– Это в каком же? – спросил Черч, не успевший понять причину веселья джинна.
Махмуддин совсем зашелся в приступе смеха:
– В том самом, барон, противоположном голове, которое не называют вслух в приличном обществе.
Лаванда покраснела. Мужчины огромным усилием воли пытались подавить рвущийся наружу смех. На Эйнли было больно смотреть.
Лишь один Черч недоуменно переводил взгляд с гнома на джинна и обратно.
Брик, державшийся в стороне, как и положено слуге, подошел к барону и объяснил:
– Это на случай ежели башку оторвет. Чтобы, значит, труп легче опознавать было.
Черч хлопнул себя по коленям и закричал:
– А, я понял! Вот это да! Дескать! Эйнли, неужели это правда?
Тут уже все не выдержали и громко расхохотались. Даже Лаванда заулыбалась.
Через пять минут взаимные обиды и обвинения были забыты. Перед Эйнли извинились и пообещали, что никогда и ничего не расскажут. Эйнли принял извинения, но потребовал, чтобы Черч произнес какую-то особую клятву. Черч пробурчал «а почему именно я», но клятву дал. После этого обстановка вернулась в норму.
Энимор вспомнил о своих обязанностях председателя.
– Ну, хорошо, – сказал он. – Эйнли ехать не может. Но ведь нельзя отпускать Колю с Лавандой одних. Кто сможет отправиться с ними?
Внезапно Мамуджинн поднялся со своего места:
– Коля, можно тебя на минуточку.
С этими словами он подошел к Коле, и дружески приобняв за плечи, вывел в коридор.
– Я могу вам помочь, – без обиняков начал джинн. – У меня есть некоторые знакомства в Горной Стране. Думаю, я сумею организовать вам гастроли.
– Вот и замечательно! – просиял Коля. Вместе с джинном он был готов отправиться куда угодно. – Но зачем мы шепчемся в коридоре? Пойдемте и скажем всем.
– О, кошелек моего сердца. – ответил джинн сладким голосом, предвестником того, что разговор пойдет о деньгах. – Прежде мы должны составить контракт. Вот глянь.
Джинн что-то пошептал и в воздухе материализовался свиток пергамента с длиннющим текстом.
– Поставь свою подпись внизу, и мы тут же вернемся в зал и обрадуем твоих друзей.
– Щазз! – Коля уже не был зеленым новичком в этом мире. Он принялся внимательно читать пергамент. – Ну-ка, сколько ты решил отстегнуть мне от щедрот? Пять процентов от всей выручки? Да ты просто филантроп!
– Я не знаю, кто такой этот твой филантроп! Хочешь торговаться, так и скажи. А обзывать благородного джина я тебе не позволю.
Коля понял, что подошел к вопросу неправильно:
– Короче, нам с Лавандой семьдесят пять процентов. Плюс дорога и проживание за твой счет. И не вздумай экономить на гостиницах. Будем останавливаться в одинаковых номерах, и питаться тоже вместе!
– Коля, у тебя в роду случайно не было разбойников? Ты же пустишь меня по миру. Мне предстоят огромные расходы. Я и так согласился только из дружеского расположения к тебе. Двадцать пять процентов и ни гроша больше.
Коля выдержал паузу и пристально поглядел на джинна:
– А если я просто прикажу тебе?
Джинн схватился за сердце:
– О, коварнейший из исполнителей народных песен! Приказывай! Издевайся! Скажи сразу, что старый джинн тебе нужен только как средство передвижения и бездонный кошелек. Потребуй уже сразу и ключи от склада где лежит вигрин, отбери бурильную вышку и переезжай жить в мой дворец. А меня, твоего старого верного друга, твоего спасителя и наставника, запечатай в бутылку и брось на дно моря, чтобы не досаждал твоей юной и неопытной голове своими старческими советами.
Джинн захлюпал носом.
Ну вот, подумал Коля. Мало нам плачущего гнома, теперь еще и джинн истерику закатывает.
– Махмуддинн, вы же знаете, как я вас уважаю!
Джинн встрепенулся, но шмыгать носом не перестал.
Коля продолжил:
– Но двадцать пять процентов унижают достоинство артиста. Я предлагаю пятьдесят. Разделим доходы поровну.
Махмуддинн просиял, будто и не он только что хватался за сердце и лил слезы. В его руке появилось перо, они исправили и подписали контракт.
– Ну вот и хорошо, – заключил джинн. – Теперь у тебя появятся деньги на оплату операции по спасению девушек. Если гастроли окажутся успешными, ты сможешь оплатить дальнейшие расходы из своей доли.
Коля открыл было рот, потом закрыл его обратно. Он вспомнил пословицу: «Если вам кажется, что вы заключили с джинном выгодную сделку, значит вы просто чего-то не заметили».
Так или иначе, состав разведывательной экспедиции был определен, легенда под которой они отправятся в стан врага, составлена. Осталось провести несколько репетиций и можно отправляться в путь.